Союз женщин Челябинской области публикует статью на Всероссийский конкурс журналистов «Имя ей - Женщина!» журналиста Светланы Полежаевой в рамках проекта "Леди ЗОЖ 2.0"
Светлана Полежаева
Фельдшер высокого полёта: медик из Челябинска отметила 60-летие прыжком с парашютом
Посреди бездонного голубого неба показались две крошечные точки. Они росли с каждой секундой, а через полминуты замедлились и чуть подались обратно к солнечному диску – в этот миг над каждой из них развернулось по яркой заплатке парашютного купола. Одна из точек – моя мама, Тамара Анатольевна Филимонова. Ей шестьдесят. Сегодня у нее юбилей, и это ее первый прыжок.
Жив?
Калачевский аэродром будто застыл в советской эпохе. На растрескавшемся от времени асфальте, опершись на фиксаторы-башмаки, грезят о полетах заслуженные труженики авиации – старички-кукурузники. По дороге тарахтит старый УАЗик-таблетка из списанных скорых – на нем встречают парашютистов, вернувшихся с высоты в две с половиной тысячи метров.
Когда-то на такой же «таблетке» мама – молодой фельдшер нейротравматологической бригады – мчалась на вызовы к людям, получившим тяжелые черепно-мозговые травмы. Выпавшие из окон дети, мужчина, получивший в драке ранение топором, работница со стройки, придавленная бетонной плитой – мамуля и сегодня помнит каждого своего пациента. И гордится тем, что в машине скорой помощи не умер ни один из них – до больницы всех удалось довезти живыми.
Из памяти стерся лишь один вызов – тот, что стал последним в ее работе в службе «03».
– Вечером 10 ноября 1984 года мы летели под мигалками куда-то на ЧТЗ. На одном из перекрестков нам наперерез ехал милицейский УАЗик – видимо, тоже на вызов, – однажды поведала мама. – Последнее, что запомнилось – визг тормозов, толчок, меня подбрасывает так, что я головой пробиваю стекло между салоном и кабиной водителя.
Потом, когда она придет в себя в палате больницы скорой помощи, где в то время базировалась родная подстанция, коллеги, пришедшие ее навестить, сообщат, что она выбила и второе стекло – лобовое. По счастливой случайности больше никто из ее бригады в ДТП серьезно не пострадал. С милиционерами тоже все оказалось в порядке.
Помолчав, мама спросила у посетителей: «А тот человек, к которому мы не доехали, как он? Жив?»
Успокоили: «Жив. Реаниматологи перехватили вызов – подстраховали, в лучшем виде довезли. Лежит с тобой по соседству».
Божьи руки
Парашют раскрылся – а иначе и быть не могло. Сколько молитв за здравие пациенты адресовали моей мамочке – не сосчитать. Не зря ведь говорят, что у бога нет других рук, кроме человеческих. Начиная с 1978 года, с момента окончания Копейского медучилища, она была и остается в числе ангелов в белых халатах, готовых примчаться на помощь по первому зову.
Со скорой пришлось уйти – первые несколько лет после аварии маму преследовали сильнейшие головные боли. Тут уж не до суточных дежурств и бешеного ритма, когда каждого первого пациента приходится отвоевывать у костлявой!
Какое-то время она работала в профилактории завода «Станкомаш», а потом, более-менее восстановив здоровье, ушла в онкологическое отделение поликлиники в Ленинском районе.
Я нередко забегала к ней после школы – ждала, пока окончится прием у онкогинеколога, которому ассистировала мама, и мы вместе пойдем домой. В большом двухкомнатном кабинете я сидела тихо, как мышка, в свободной комнате и крутила из марли перевязочные шарики – в помощь маме. Из-за стены процедурки то и дело слышался ее голос: «Потерпи, моя хорошая. Я постараюсь аккуратно».
С тех пор прошло больше четверти века, но я до сих пор не могу точно сказать, что видела чаще – мамину радость от того, что еще одна пациентка вышла в стойкую ремиссию, или мамины слезы, когда…
Почему-то отчетливо помнится, как мы шли морозным вечером домой, и соленые капли чертили блестящие дорожки по ее лицу.
– Мамуль, ты чего?
– Женя Кораблева умерла. Ей было 27, понимаешь?
Конечно, тогда я ничего не понимала. Мне было жалко Женю, но еще больше – маму. Я остановилась, обхватила ее тонкими ручонками в красных варежках – и мы стояли, стояли, стояли в снеговой круговерти под фонарем.
Вернуться на землю
А сейчас – лето. А сейчас – солнце. Такое, что режет глаза! Парашютики летят к земле бесконечно долго – или просто так кажется, потому что я устала стоять, задрав голову, и щуриться от лучей ликующего июньского светила?
Интересно, о чем сейчас думает мама? Может быть, как и я, вспоминает дела давно минувших дней.
В 90-е под руинами СССР оказалась промышленность, культура и, само собой, медицина. Из-под обломков некогда великой страны выбрались на белый свет первые толстосумы – новые хозяева жизни.
Зарплату маме задерживали на несколько месяцев кряду. В 92-м я мечтала о том, чтобы она подарила мне на Новый год «Сникерс» – как говорится, не видали ничего, круглей ведра, не едали слаще морковки.
Однажды мы даже ходили на пикет вместе с другими медиками к зданию правительства. Кто-то из маминых коллег дал мне держать плакат, на котором фломастером было написано: «Папа – доктор, мама – врач. Кушать хочется, хоть плачь!» Кушать и вправду хотелось. Вот только папы у нас с младшим братом не было – так сложилось. В ту пору многие семейные лодки потонули в пучине глобальных перемен.
Весной 95-го я упала от голода в обморок. И мама ушла из медицины. Год она проработала в частной пекарне, хозяин которой не имел ни малейшего представления об автоматизации труда. Месить тесто в огромных чанах – вручную. Формовать буханки, ставить их в расстоечный шкаф, а затем в раскаленную печь – тоже. На маминых руках не успевали заживать ожоги, но зато после каждой смены она приносила домой некондиционный хлеб – просевший, с горелыми корочками. Каким он казался вкусным!
Потом она работала сиделкой. Эта тема достойна отдельного рассказа, если не книги – о милосердии, надежде и сострадании.
…и в профессию
Кто сейчас моя мама, помимо того. что она – моя мама? Отважная парашютистка, захотевшая увидеть этот мир с высоты, чтобы в тысячный раз убедиться, что он – прекрасен. Фельдшер здравпункта на одном из челябинских промпредприятий – в профессию она вернулась в начале нулевых, когда страна наконец-то начала вставать с колен. Счастливый человек, который, невзирая на возраст, продолжает лечить и спасать. Не так давно, например, сумела удержать на этом свете крановщицу, у которой на смене начался отек Квинке, и передать ее в руки прибывшим на вызов коллегам-скоровикам.
Купол мягко осел на траве. Инструктор (мамуля, не будучи профессиональной спортсменкой, прыгала в тандеме) отстегнул карабины. Я подошла к ней, обхватила, как в детстве, ладошками и замерла.
Мы стояли, стояли, стояли – только не под снегопадом, а на зеленой поляне, поросшей мягким, как шелк, конотопом. И мама не плакала. Она улыбалась, напитанная какой-то неземной благодатью.
Видно, и впрямь на тридцать секунд, проведенных в свободном падении, она стала чуточку ближе к Нему. К тому, у которого нет иных рук, кроме наших.
Автор: Светлана Полежаева
Фото автора.
